Повелось как-то, что у крестьянина стали один за другим болеть дети. Он уже замучился знахарок да знахарей к себе зазывать! «Все помрут, — говорят те, — потому что завидует тебе вещица и смотрит на твоих детей завидущим оком!»

Что за вещица такая?! Неведомо. Никто ничего хозяину не ответил, поскольку все это знахарское племя друг за дружку горой стоит.

Стал хозяин голову ломать: кто ему может завидовать? Не иначе, какая-нибудь бездетная баба... И вспомнил: как раз перед тем, как заболеть сыну, приходила вдова-соседка, красивая черноглазая молодка, а после того ночью на двор забегала чужая черная курица и громко там кудахтала.

Поговорил хозяин с женой — и та припомнила несколько случаев, когда черная курица кудахтала, а потом заболел кто-то из детей.

Уже один у них остался здоровый ребенок — меньшая дочка, и положили хозяева себе непременно укараулить вещицу и спасти детей. Сели ночью стеречь: мать у постели дочкиной, отец на дворе. И вот ровно в полночь раскудахталась курица, да так, что не унять. Хозяин не растерялся и быстренько накрыл ее загодя приготовленным корытом.

Жила-была в одном селении прекрасная девушка по имени Жданка. От женихов у нее отбою не было! Но самые близкие подружки знали, что больше всех был ей по сердцу Свиреп, сын богатой вдовы-знахарки. Как-то раз встретился на лесной тропе Свиреп с отцом Жданки — а имя его было Первак — и спросил, можно ли к его дочери-красавице присвататься, или отец кого-то другого на примете держит. Хотя сыщется ли жених лучше? Он статен, красив, умен, богат...

— Да лучше я отдам ее уродливому нищему калеке, — ответил Первак, — только не сыну твоей матери!

Плюнул на тропу — и пошел своей дорогою. А Свиреп остался стоять и думать тяжелую думу... Вспомнились ему разные слухи, которые ходили по деревне про его мать, да только раньше он от них отмахивался и мимо ушей пропускал. Судачили, будто их корова потому лучше всех и больше всех молока дает, что Невея от чужих коровушек молоко тайком отдаивает. А если кто слово ей поперек скажет, то в отместку наденет она бедняге «хомут» — напустит хворь, а то во ржи, овсе либо ячмене содеет залом. Выйдет в полночь во поле, сбросит с себя рубаху и завяжет узлом несколько хлебных колосьев. Кто такой залом сожнет — иссохнет и умрет, кто съест хлеб из такой муки — тоже умрет, а пустит эту солому на подстилку скоту — скот околеет!

Жила-была девушка-сиротка. Мачеха ее невзлюбила и не знала, как со свету сжить. Как-то раз говорит она девушке:

— Хватит тебе задаром хлеб есть! Ступай к моей лесной бабке, ей поденщица нужна. Сама себе на жизнь будешь зарабатывать.
— Когда же идти? — спросила девушка.
— Прямо сейчас! — ответила мачеха и вытолкала ее из избы взашей. — Иди и никуда не сворачивай. Как увидишь огни — там и бабкина изба.

А на дворе ночь, темно — хоть глаз выколи. Близок час, когда выйдут на охоту дикие звери. Страшно стало девушке, а делать нечего. Побежала сама не зная куда. Вдруг видит — забрезжил впереди лучик света. Чем дальше идет, тем светлей становится, словно костры невдалеке разожгли. А через несколько шагов стало видно, что не костры это светятся, а черепа, на колья насаженные.

Глядит девушка: кольями поляна утыкана, а посреди поляны стоит избушка на курьих ножках, кругом себя поворачивается. Поняла она, что мачехина лесная бабка — не кто иной, как сама Баба-Яга. Сейчас выскочит из избушки — тут бедняжке и конец придет.